Наталья Кочеткова о Владимире Сорокине и его книге

[VladRamm]

«Эпоха вертухаевых внучат»

Владимир Сорокин о том, как советское прошлое привело к российскому настоящему

27 августа — официальный старт продаж нового сборника рассказов Владимира Сорокина «Белый квадрат». Заглавный рассказ книги был написан специально для «Ленты.ру» и опубликован у нас на сайте. Обозреватель Наталья Кочеткова читала новые тексты самого яркого классика современной литературы.

Даже человек, ни разу не державший в руках ни одного тома Владимира Сорокина, от близких слышал, что последние годы «мы живем в его мире». «Это по Сорокину» и «Новое Средневековье» — фразеологизмы нашего времени. Знание, что мы живем в реальности, которую придумал Владимир Сорокин, открылось людям в 2006 году, когда вышла его повесть «День опричника». В ней средневековое прошлое России намертво спаялось с ее будущим. В конце 2020-х, когда происходит действие «Опричника», опричные бояре царя рассекают по стране на красных «меринах», приторочив к бамперам песьи головы, и творят разнообразные бесчинства по воле царя и по собственному произволу.

С тех пор книги Сорокина, художественное пространство которых так или иначе пересекалось с «Днем опричника», всегда были про будущее. Причем по мере удаления по шкале времени от конца 2020-х жуть этих сюжетов как будто спадала.

Сборник рассказов «Сахарный Кремль» рассказывал о том, что ещё творится в мире Нового Средневековья. Огромный и прекрасный, как вселенная, роман «Теллурия» в 50 главах изображал мир постапокалипсиса — разрозненный, осколочный, фрагментарный, дикий, но почему-то уже не такой страшный, как в «Опричнике», и даже гармоничный, пусть и на свой особый лад. «Вам не страшно, потому что, при всей необычности этого мира, он человеческого размера. Эта книжка о способности человека оставаться самим собой в любом мире», — объяснял писатель. Мир без глобальных целей, чьи насельники занимаются в основном частными делами: поесть, переночевать, пережить несчастную любовь.

Реальность следующего за «Теллурией» изящного романа «Манарага», вышедшего весной прошлого года, и вовсе производила впечатление почти-счастья и почти-благополучия. Снова не слишком далекое будущее, но уже мир пришел в себя после событий, описанных в «Теллурии». У некоторых членов общества появились большие деньги, которые те готовы буквально бросать на ветер. Именно таких клиентов и обслуживает представитель модной, хотя и незаконной профессии букингриллеров, — повар, который готовит еду на огне сожженных книжных раритетов. Мир будущего, сошедший с рельсов где-то в районе «Опричника» и «Сахарного Кремля», в этом романе как будто начал выздоравливать: «Официальный светлый ресторан с 25 печами, где пылает "Улисс", где модная публика, приятная музыка, все спокойно… Это Ренессанс, перетекающий в барокко», — так отзывался писатель о сюжете «Манараги».

Поэтому одни читатели уже настроились на что-то совсем светлое и позитивное, что в случае с Владимиром Сорокиным было бы забавно, но маловероятно. А другие (более прозорливые) ждали отката в темное и страшное. Что и произошло в сборнике рассказов «Белый квадрат».

Во-первых, время: никакого будущего, тем более светлого, в «Квадрате» нет — только прошлое и настоящее, только хардкор.

Во-вторых, никакого оптимизма и легкости.

Сорокин вообще умеет все. Стиль дворянского романа XIX века и соцреализм воспроизводятся его пером с одинаковой легкостью. Но когда он начинает писать рассказы, то вдруг становится похож на себя раннего — жесткого концептуалиста, вскрывающего язык, как консервную банку.

Сборник «Белый квадрат» — книга злая и беспощадная. Девять рассказов (по сути маленьких пьес, зарисовок) с бескомпромиссностью морга показывают, как наше (советское, российское) прошлое обусловило наше настоящее. Как советские инженеры, журналисты и чекисты (а также их дети и внуки) стали нашими современниками, коллегами, соседями, нами самими.

Пересказывать сюжеты сорокинских текстов не имеет смысла — выйдет ничего не объясняющий сюр. Но у него есть ключевые образы, которые понятны даже без сопутствующего сюжета. Например, «красный рев», который явно пережил советскую эпоху и отчетливо слышен в наши дни и воздействию которого должен сопротивляться каждый адекватный человек («Красная пирамида»). Или «фиолетовые лебеди» в одноименном рассказе. Или застолье двух чекистов, Ивана и Марка, которые под водку вспоминают детство и молодость («День чекиста»). Или сцена, в которой два актера разыгрывают на публику допрос Мейерхольда («В поле»).

Так иногда бывает в литературе, когда разные авторы в разных формах и жанрах приходят к одной и той же мысли. И в этом смысле новый сборник Владимира Сорокина «Белый квадрат» очень созвучен написанному в 2004 году стихотворению Григория Кружкова Vita nuova:


Эпоха вертухаевых детей
закончилась. Гнуснейшая настала —
эпоха вертухаевых внучат.
У тех еще сомненья копошились,
опаска — ненависть — иль просто злоба,
как перхоть неоткашлянная в горле.
У этих — ничего. Лишь вкус клубничин
с той дачки, где дедуся их учил
панамкой накрывать и прижимать
вредительниц лимонных и капустных.

Нет, эти дедушек не отдадут
и никогда ни в чем не усомнятся.

А те, кому положен был по норме
конвой, кайло да ковш гнилой баланды,
те, перемолотые поэтапно,
чтоб даже семени их не осталось,
изведены — но все же не под корень.
Какие-то остались корешки,
какая-то пыльца с наколкой генной,
из дебрей выбравшаяся на волчьем
хвосте или на крыльях дикой утки.
И снова высеялись их глаза,
как сорняки, меж плотными рядами
зеленых толстокожих огурцов
и крепких красномордых помидоров.

…Что ж, выполют и этих?

https://lenta.ru/articles/2018/08/27...h-notification

[VladRamm]

В России палач и жертва уже давно превратились в такого кентавра, они вместе существуют

Владимир Сорокин – автор книг "День опричника", "Ледяная трилогия", "Пир", "Норма", "Очередь", 12 пьес и 5 киносценариев. Многие считают его провокатором. В 2002 году Сорокина обвинили в России в распространении порнографии, а прокуратура открыла на него дело по статье 242 УК РФ (позже оно было закрыто). Тогда же члены молодежного прокремлевского движения "Идущие вместе" демонстративно уничтожили книгу "Голубое сало", выкинув ее в пенопластовый унитаз. Их возмущение вызвало то, что в романе Сталин занимается сексом с Хрущевым, а Толстой оказывается мазохистом. Писатель назвал эту акцию "государственным онанизмом".

Телеканал "Настоящее Время" встретился с Сорокиным в Черногории и расспросил, почему в его книгах так много "графичного", визуально яркого насилия.

— В одном из ваших рассказов четко видно, как впервые ребенок видит жестокость: видит и потом, видимо, воспроизводит. Я правильно уловил вашу мысль, что человек не рождается жестоким с самого начала? Что жестокость начинается с примера, который он видит вокруг себя?

— Да, конечно. Я вырос в тоталитарном государстве, где жестокостью было пропитано все. Она, как воздух, заполняла все. Я вспомнил Крым: я помню очень хорошо одно из первых детских впечатлений. Мне было, по-моему, лет девять. Мы с отцом приехали в Алупку и сняли такой почти сарайчик. Во дворе сарайчика росло совершенно чудесное персиковое дерево. На дерево можно было забраться, оно было разлапистое.

И вот я забираюсь, срываю персик, он мягкий, шершавый. И вдруг из-за забора слышу какие-то странные хлюпающие звуки. А потом я понял, что это соседи. Там жила семья: жена, выпивающий муж и отец этой жены. Я разобрал, что это за звуки – это муж бил старика. Наконец, тот отчаянно спросил: "За что ты меня бьешь?" А тот говорит: "Да потому что хочется".

Сочетание этой идиллии, этого персика и вот этих странных всхлипов и ударов – вот, собственно, наша жизнь.

Все советское детство, юность – это было непрерывное столкновение с насилием. Везде: в детском саду, в школе, на улице с хулиганьем, дома с советскими родителями и так далее. Советские люди не могли выбирать. За них выбирало государство: начиная от сигарет, которые они должны были курить, до всего остального. Первое поколение, которое что-то стало выбирать само, – я думаю им сейчас, наверное, лет 30-35.

Этот колоссальный опыт насилия, как ледник, ползет, конечно, за постсоветским человеком. И этот опыт насилия властью сейчас активно используется в виде пещерного страха, чтобы пугать массы.

— Было ли когда-нибудь у вас такое, чтобы какой-нибудь очень авторитетный бандит сказал вам, что ему очень нравятся ваши книги? Или, наоборот, что ему они очень не нравятся?

— Знаете, когда был скандал с "Голубым салом", и на меня завели уголовное дело, я шел по Ленинскому проспекту в Москве. И вдруг передо мной остановился классический бандитский джип. Открылось окно и соответствующий персонаж говорит: "Глаза у тебя честные. Какого *** они к тебе привязались?" После этого окно закрылось, и он уехал.

Есть разные бандиты, на самом деле. Есть очень целомудренные, которые не любят мат, например, в общественных местах. Нет, ну были люди, конечно, какие-то знакомые знакомых, которые говорили в мой адрес какие-то хорошие слова. Но они такие же циники, им это в забаву все: тексты, где есть мат, где есть насилие, какая-то брутальная сексуальность – это кайф.

Один отставной военный написал гневное письмо, и ясно почему: потому что мат в моих книгах разрушал сакральный язык подавления подчиненных.

— У людей в России вдруг появилось ощущение, что им очень нужна нормальная полиция, для того, чтобы сосед, которого вы наблюдали с персикового дерева, не мог бить. Просто нормальный участковый, не какой-то фантастический сверхперсонаж, не сотрудник госбезопасности, не бандит, который наверняка думает, что он восстанавливает справедливость. Просто обычный хороший полицейский, который просто делает свое дело. Это так?

— Это голос молодого здорового поколения. Я живу между Берлином и Подмосковьем. В Берлине редко бывает, когда я вижу полицейских, но вижу. Но там, конечно, за километр чувствуется, что идут твои вооруженные защитники, и в любой ситуации ты можешь на них рассчитывать. В Москве, когда я вижу полицию – понимаю, что собственно, идут вооруженные бандиты просто, которых лучше обойти.

— Я уверен, что вы это знаете, что вдруг во всем мире одновременно появилось движение #MeToo или #ЯНеБоюсьСказать. Очень много мужчин и женщин, посмотрев друг другу в глаза, поняли, что они причиняли насилие бесконечное количество раз. Как вам кажется, это универсальная история для всего мира? И начнется ли с этого момента какая-то точка невозврата к нетерпимости?

— В России палач и жертва уже давно превратились в такого кентавра, они вместе существуют. Их очень трудно разделить. У них такой вечный половой акт идет. И, учитывая, что власть это активно использует, ей как раз невыгодно никакое покаяние. Это идет к чему-то бОльшему, но очень медленно, как мне кажется. Хотя опять же об этом надо спросить молодых людей.

— В ваших книгах многие совершенно справедливо видят предсказание ближайшего будущего. Вот рассказ "Белый квадрат". Один из его аспектов – ближайшее будущее людей, которые сейчас занимаются специфическим развращением людей на телевидении и делают это довольно профессионально. Это действительно может в каком-то виде для них закончиться кровавой историей, или нет?

— Я не предсказываю в своих книгах, я принимаю некие волны. То есть я пользуюсь некой внутренней антенной, в которой больше интуиции, чем опыта. То, что выходит из-под пера, меня скорее удивляет. Но, собственно, я должен удивить сначала себя. Если это получается, это уже хорошо. Если я не чувствую, что получится текст, который меня удивит, я стараюсь занять руки чем-то другим. Писатель – это машина такая, она сидит за столом и заполняет бумагу или экран некими буквами, а потом люди говорят, что "мы не можем обойтись без этих букв". Это абсолютно загадочный процесс.



https://ehorussia.com/new/node/17148