Виктор Шендерович: Четверть века спустя

[VladRamm]

Недавно, по случаю очередной подложной «Прямой линии» с не менее подложным президентом РФ, я вспомнил свой текст восьмилетней давности.

Мне кажется, тут намечается сериал…

Потому что после лондонской речи г-на Суркова и его сообщения о том, что «система победила оппозицию», мне позвонил памятливый Дмитрий Быков — и напомнил о другом моем старом тексте.

�? впрямь!

А я-то забыл про этот рассказик и почти двадцать лет не перепечатывал его в своих сборниках — даже не перечитывал, признаться… Мне казалось, что текст безнадежно устарел, застряв во временах первых, еще советских, съездов Верховного Совета и первых же разгонов первых демонстраций…

А рассказик-то — как живехонький!

Прошу!

Стало быть, 1989 год…

Как Антошкин и Колобов играли в шахматы

Антошкин всегда играл черными и без ферзя. Когда он просился поиграть белыми и с ферзем, Колобов молча клал ему на лицо волосатую пятерню и сильно толкал.

Когда Антошкин вставал на ноги, Колобов забирал у него обе ладьи - одну правой рукой, а другую левой.

Антошкин мучительно думал и делал ход. Если ход Антошкина Колобову не нравился, он бил его кулаком в лицо и велел делать другой. Если Антошкин не хотел делать другой, Колобов заставлял его приседать и отжиматься.

Сам Колобов над ходами не думал, а ходил сразу, два раза подряд. Если Антошкин начинал протестовать, из-за кулис выходили два колобовских приятеля, брали Антошкина за руки, за ноги и били головой о стену.
На десятом ходу Колобов предлагал Антошкину сдаваться. Если Антошкин не сдавался, его уничтожали, а Колобов делал ход конем. Конь у Колобова ходил буквой «Г» и другими буквами, и снимать его с доски запрещалось: за это били ногами и унижали морально.

�?ногда у Антошкина сдавали нервы, он начинал плакать и звать судью. Приходил судья, признавал Антошкина душевнобольным и сажал в психушку. В этом случае Антошкину засчитывалось поражение, потому что по переписке Колобов не играл.

Но проходили годы, Антошкин возвращался и говорил Колобову:

— Ну что, сыграем еще партейку?

—Не надоело? — спрашивал Колобов, разминаясь.

— Нет, — отвечал Антошкин, приготовивший несколько блестящих дебютов.

�? они играли еще, семьдесят лет подряд. �? потом еще много раз...

�? никак Антошкин не хотел смириться с тем, что Колобов играет сильнее.


Вот такой привет из позапрошлой эпохи.

М-да…

Колобов, конечно, играет сильнее, спору нет. �? система побеждает оппозицию — о многомудрый стратег Сурков, знающий вышеописанные секреты этой победы!

Побеждает она, побеждает… Потом еще несколько раз побеждает… А потом гиря доходит до полу, шестеренки разлетаются, и победители начинают наперегонки рвать свои партбилеты, жечь документы и прыгать из окон.

Некоторым — как носителям наиболее важной информации о «золоте партии» — прыгать из окон помогают однопартийцы.

Потом выясняется, что все не так страшно, потому что Антошкин человек незлопамятный.

Колобов становится членом другой правящей партии, потом депутатом от третьей и четвертой, а пятую возглавляет и приходит к власти единолично…

�?, затаив дыхание от сладостной минуты, просит челядь позвать к себе Антошкина — померяться интеллектом. �? делает Антошкину «вселенскую смазь» всеми фигурами — с ожесточением, прямо пропорциональным собственному страху, память о котором уже никогда не изживет…


Фото �?ТАР-ТАСС/ Александра Краснова

http://www.ej.ru/?a=note&id=12924

[VladRamm]

Меня часто спрашивают, помогает ли умение хорошо играть в шахматы в российской политической жизни. Обычно я отвечаю, что в шахматах фиксированные правила и непредсказуемый результат — в том же, что называется "российской политикой", всё ровно наоборот: результат предсказуем, а правила меняются постоянно.

На днях, когда г-н Сурков поведал миру, что "система победила оппозицию", Виктор Шендерович раскрыл читателям секреты этой победы, напомнив о своем замечательном тексте 1989 года "Как Антошкин и Колобов играли в шахматы". Действительно, и сегодня его "рассказик-то — как живехонький!"

Колобов семьдесят лет подряд побеждал Антошкина: тот "всегда играл черными и без ферзя", а когда "просился поиграть белыми и с ферзем, Колобов молча клал ему на лицо волосатую пятерню и сильно толкал", потом "забирал у него обе ладьи — одну правой рукой, а другую левой…" Кроме того, "если ход Антошкина Колобову не нравился, он бил его кулаком в лицо и велел делать другой", а сам "над ходами не думал, а ходил сразу, два раза подряд". В иных случаях "два колобовских приятеля брали Антошкина за руки, за ноги и били головой о стену" или "били ногами и унижали морально". А иногда "судья признавал его душевнобольным и сажал в психушку". �? т.д. "�? никак Антошкин не хотел смириться с тем, что Колобов играет сильнее".

До боли знакомая картина. Правда, есть и отличие — так сказать, ноу-хау нынешнего режима. Если раньше "игру" обеспечивали только "колобовские приятели" и "судьи", то современная "шахматная партия", протекающая на глазах у всего мира, породила еще одну важную категорию участников "матча века" — многочисленных комментаторов.

В среде российских системных либералов их выросла целая когорта: необходимо как-то подогревать зрительский интерес к "борьбе". �? отовсюду слышится: "Смотрите, как интересно складывается партия!" или "�? снова, несмотря на упорнейшее сопротивление Антошкина, побеждает наш бессменный лидер Колобов!"

Сейчас именно комментаторы играют ключевую и омерзительнейшую роль: без них Колобов и Ко — обычные конторские крысы и костоломы. А что взять с колобовских костоломов? В их головах во все эпохи было лишь по паре извилин, пересекающихся под прямым углом. Но сегодня вконец окрысившемуся Колобову мало просто "победы": он хочет, чтобы его принимали как интеллектуала в лучших домах Европы и Америки. "�?, затаив дыхание от сладостной минуты, просит челядь позвать к себе Антошкина — померяться интеллектом".

На мутном потоке комментаторской лжи и держится правящий режим. �? на возмущенные крики Антошкина: "Только что на этом месте стояла моя ладья!.. Позвольте, товарищ, у меня все ходы записаны!" у Колобова всегда наготове ответ: "Контора пишет".

Недавно я посмотрел новый фильм Тарантино "Джанго освобожденный", о временах рабства на американском Юге. В блестящей карикатурной панораме отъявленных негодяев и садистов особое отвращение вызывает поведение пожилого чернокожего слуги: он верно служит циничному и жестокому хозяину-рабовладельцу, изо всех сил стараясь сохранить рабство. Для него это — единственная среда, в которой он может жить. Такая вот невольная аналогия.

http://garry-kasparov.livejournal.com/44469.html